– Ну, значит, и горевать не о чем, – сказала Нина. – Всё обойдётся.
Валерий Александрович промолчал, глядя в пол. Надо было снимать уличные ботинки и вообще жить дальше. Ведь не помрёт же он, действительно, прямо тут и теперь. Наверное, со временем всё как-нибудь обойдётся и образуется. Даже вернётся способность думать о чём-либо, кроме удаляющихся красных огней и грязных брызг на лице. Наверное, так всё и будет. Но сначала он немножко посидит здесь. Просто посидит, не шевелясь и ничего не предпринимая…
Стаська крепко обняла его:
– Дядь Валь, может, из милиции сейчас позвонят и скажут – нашли… Мало ли как бывает…
– Конечно, – сказал Жуков. И тоже обнял воспитанницу.
Снегирёв понял, что Валерий Александрович находится в надёжных руках. Он подозвал Рекса и пошёл с ним на улицу. Отсутствовал он минут двадцать пять, в течение которых не произошло никаких телефонных звонков, и вернулся с бутылочкой очень хорошего коньяка. Алкогольные запросы Жукова были ему отлично известны – по большим праздникам стопочка чего-нибудь наподобие «Монастырской избы». Алексей извлёк из буфета стеклянный стакан и, не спрашивая согласия, пододвинул Валерию Александровичу:
– Пей.
Стаська уловила момент, когда Снегирёв отправился мыть руки, и шёпотом спросила его:
– Дядя Лёша, как вы думаете… только по правде… найдётся «Москвичик»?..
Как хотелось бы ей услышать от него твёрдое «да»!.. Снегирёв молча вознёс яростное проклятие судьбе. Нельзя так обращаться с людьми. Особенно с маленькими девочками, у которых и так уже отняли очень многое. И очень многих…
– Я не знаю, Стасик, – ответил он честно. – Давай будем надеяться.
Он просидел у Жуковых до утра. По ходу дела Валерий Александрович перешёл с ним на «ты», прекратив наконец одностороннее «выканье».
– У отцова знакомого в Москве один раз машину угнали, – рассказывал он Снегирёву. Неожиданный взрёв мотора и брызги из-под колёс… Не думать… – Старую «Волгу». Давно… Так он её на другой день сам обнаружил. В каком-то дворе. Замочек в водительской двери сломан, а всё остальное на месте. Он скорее в милицию, мол, устройте засаду, тёпленькими возьмёте. А те – ах, нашлась? Очень хорошо, ваше дело закрыто…
Бутылка «Наполеона» давно опустела, но Жуков оставался трезвым как стёклышко.
– А ещё случай был – увели у одного автомобиль, а с ним через забор жил вор в законе. Мужик к нему, так и так, помоги, мол, сосед… Тот выслушал, успокоил. И наутро – вот она, родимая, стоит под окошком…
Часа в три Нина Степановна ушла спать (вернее, без сна крутиться в постели), а Стаська, Рекс и двое мужчин остались на кухне. Валерий Александрович вспоминал всё новые истории о чудесном возвращении пропавших машин. Стаська зачарованно слушала. Жуков говорил и говорил, косясь на телефон, стоявший посередине стола. Но телефон так и не зазвонил.
Какой-нибудь гэбист или серьёзный бандит с ума сошёл бы от счастья, заполучив сведения, хранимые в потёртых, с вываливающимися страничками записных книжках Благого. Но, как и всякая медаль, дремучее изобилие записей, фамилий и цифр имело обратную сторону. Очень часто Благому срочно требовалось что-нибудь разыскать, и тогда он готов быть взвыть от отчаяния, листая одну книжку за другой и не находя нужного.
Когда в доме завёлся компьютер – мощный дорогой «ноутбук», подаренный Насте в Германии, на ихтиологической конференции, – Борис Дмитриевич решил быть современным человеком и прошерстил свои записные книжки, устроив в машине целую базу данных. Деяние оказалось сродни подвигу Геракла, вычистившего Авгиевы конюшни. На него без остатка ушло несколько выходных и бессчётное количество вечеров (вернее, ночей до утра), но Благой сумел не сдаться и довёл каторжный труд до конца. И теперь нарадоваться не мог. Больше никаких рассыпающихся листков, больше никакой мучительной расшифровки выцветших, столетней давности записей карандашом и чернилами!..
В этот день Борис Дмитриевич заскочил домой на несколько минут в районе обеда. Вечером у него неожиданно наметилась важная встреча, и он решил для страховки проглядеть кое-какие записи. В редакции, естественно, тоже имелся компьютер, но свою базу данных он туда не переносил. По вполне понятным причинам…
Он всё сделал и уже собирался выключить маленькую мащину, когда в дверях задвигался замок, и вошёл Олег. И притом не один, а с целой компанией. Четыре парня и девочка. Девочка показалась Борису Дмитриевичу сошедшей с картинки журнала образцовых манер. Её спутники (трое из четверых, между прочим, здоровенные лбы) держались чуть более настороженно и, кажется, происходили из очень небогатых семей. Тем не менее они вежливо поздоровались и стали смущённо топтаться в прихожей.
– Проходите, отличники, – пошутил Борис Дмитриевич, решив их подбодрить. Пенис весело отозвался:
– Не, мы не отличники, мы – хорошисты! Откуда было знать Благому-старшему, что в языке Пениса слово «хорошист» означало любителя выпить, и он похвалил:
– Молодцы.
Олег поймал себя на том, что не помнит, когда отец говорил нечто подобное ему самому, и ощутил укол ревности. Он не выдержал и похвастал:
– А мне сегодня почётный диплом выдали. Районной олимпиады…
Этот диплом ему вручили в красивом зале, под музыку и аплодисменты. Он шёл домой, непривычно неся три тюльпана в обёртке из зеркальной бумаги, и представлял, как молча положит диплом перед родителями, а потом гордо повернётся к ним спиной и уйдёт. Пусть осознают, пусть попробуют у него прощения попросить…