Те же и Скунс – 2 - Страница 160

160

На самом деле Гнедину был необходим хороший тайм-аут. Несколько часов в дороге, вдали от сиюминутных дел («Владимир Игнатьевич, подпишите…») и телефонных звонков. Чтобы как следует обо всём поразмыслить.

То, что в отношении Даши он сотворил чудовищную глупость, он понял через считанные часы после того, как живьём скормил её Базылеву. А именно, на следующее же утро, когда позвонил ей домой – якобы пригласить вечером в ресторан – и узнал от безутешных родителей «ужасную новость». Он, конечно, разахался, пообещал выпрыгнуть из жилетки и спросил, что по этому поводу предпринимается. У него чуть трубка не вывалилась из руки, когда курица-мамаша поведала ему про взявшегося за поиск Плещеева. Видите ли, Володечка, вы, наверное, должны это знать, Серёжа Плещеев за Дашенькой где-то с полгода ухаживал, но потом Дашенька больше не сочла возможным с ним видеться, потому что встретила, Володечка, ВАС. И назначила, стало быть, милому Серёже последнее рандеву – попрощаться и расстаться навеки. Вот так. И теперь вот в тяжкую минуту они позвонили Плещееву и попросили о помощи, и Серёжа, благороднейший человек…

Полдня после этого Гнедин провёл как в бреду, что по большому счёту, наверное, было даже и к лучшему. Мужчина, у которого гнусные бандиты украли любимую женщину, и должен выглядеть примерно так, как выглядел он.

Когда в голове прояснилось, он принялся думать. Теперь уже – трезво, без эмоций: один раз погорел, хватит. Оставлять Дашу в живых было нельзя. Опять-таки и Плещеев, если взялся искать, рано или поздно, найдёт – его репутация Гнедину была отлично известна. Ну так пусть и найдёт, причём лучше раньше, чем позже. Окоченелым трупом где-нибудь на пустыре или в заброшенном доме, которых, кстати, и поблизости от Колокольной хватает…

Потом он с изумлением осознал, что окончательное решение давалось ему настолько же трудно, насколько легко было принять то первое, злосчастное.

Обратного хода не было, но он метался и медлил, и это была его вторая и совсем уже непростительная ошибка.

Потому что среди ночи позвонил Базылев и, матерясь через слово, поведал о случившемся в особняке. О том, как, примчавшись на «газовую атаку», сделал то, до чего не додумалась доблестная охрана: обошёл дом вокруг. То есть сразу увидел и сломанную калитку, и торопливые следы босых ног, которые ветер заносил снегом и тут же вновь дочиста обдувал…

Что сделали с провинившимися, Гнедин не спрашивал. Его это не волновало.

Вопрос – КТО приходил? И ещё – КТО из двоих однофамильцев Новиковых был приходившему нужен?..

Плещеев сработал?.. От одной мысли об этом начинали шевелиться волосы. Но коли так, тогда полсуток спустя всё ещё никаких последствий – ни для Гнедина, ни для пулковской братвы?

Совсем не в плещеевском духе и внушает некоторые надежды.

У изобретателя проявились какие-то друзья? И заслали наёмников, разыгравших спектакль?.. И те заодно вытащили из погреба Дашу. Свидетельницу. Для кого-то – нежелательную, а для кого-то – очень и очень….

Владимир Игнатьевич только начал прорабатывать возможность появления на сцене некоей разведки частной, промышленной, даже иностранной, – когда уныло-ровный и безлесный пейзаж за окном сменился холмами. Не такими, как те, на которых стояла знаменитая Тапиольская роща, но всё же вполне приличней горками. Грунтовая дорога то петляла, выбирая отлсгде места, то лезла круто на склоны. Раньше дачники скидывались на расчистку дороги от снега, чтобы имегь возможность круглый год посещать свои погреба, да на лыжах по воскресеньям кататься. Но после осенних пожаров грунтовка, как и всё прочее, пришла в упадок и запустение. Кое-где в защищённых от ветра места. х «Вольво» резво бежала по шершавому слежавшемуся снежку. А через пятьдесят метров шипованные колеса прокручивались на оставленном оттепелью «катке».

Гнедин, хотя и отошёл последние годы от актовой рулёжки, сам был прежде заядлым автолюбителем. Дорожные сложности заставили его оторваться от размышлений и податься вперёд, вглядываясь сквозь ветровое стекло.

Мишаня молодцом одолел несколько последовательных спусков, добравшись до мостика через речку. Даже в сумерках было заметно, какое здесь красивое место. Кто бы мог заподозрить подобное совсем рядом с болотистой равниной, не случайно отданной когда-то под садоводства!.. Речка, бравшая начало в торфяниках, нaзывалась по питерскому обыкновению Чёрной, но текла просто-таки в американском каньоне. Холмы по ту сторону мостика высились почти отвесным скальным обрывом, сточенным, надо полагать, ещё ледниками. По обрыву одна над другой росли сосны. Отягощённые сугробами снега на пышных ветвях, нереальные в густых сиреневых сумерках… Река под ними текла очень быстро и не больно-то замерзала. Чёрная вода курилась струями пара…

«Вольво» лихо одолела сказочный мост – и устремилась на весьма кляузный S-образный подъём, прорезавший обрыв. Бодро взлетела по нему почти до самого верха… но буквально на последних десяти метрах ведущие колёса бешено завертелись, вхолостую царапая шипами ровную, как стекло, полосу выглаженного ветром голого льда. На скорости «Вольво» пролетела бы эту полосу, едва ли заметив, но набрать нужную скорость мешал крутой поворот. Ещё несколько секунд… ведущие задние решили обогнать передок, и тяжёлая «Вольво» заскользила боком, нацеливаясь в пухлый придорожный сугроб.

Мишаня спас положение, вовремя дав задний ход.

«Вольво» с достоинством отступала вниз, пока все колёса не обрели надёжной опоры.

– Молодец! – подбодрил водителя Гнедин. А сам подумал, что пора пересаживаться на джип.

160