Те же и Скунс – 2 - Страница 133

133

– Что передать… – Ваня охрип и почувствовал, как сдавило горло. – Поклон передайте…

Для начала он утвердился в новеньком кресле, хотя изучение большинства его функций в самом деле пришлось отложить на потом. Сгорая от любопытства, Иван осторожно подъехал к таинственной коробке, лежавшей там, где её положили. Он взял коробку в руки – не особенно тяжёлая. У него была вообще-то гипотеза, но он не допускал её к рассмотрению, ибо такого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Он прокатился на кухню за ножом (Господи! А ведь вчера это была бы отдельная экспедиция!) и осторожно разрезал клейкую ленту.

Перед ним был компьютер.

Ваня ткнулся лбом в холодную пластиковую крышку и заплакал. Хотя со вчерашнего дня не выпил ни капли.

Бесплатный сыр, как известно, бывает исключительно в мышеловках. Ваня понял это сразу. И, поняв, решительно «положил» на все сопутствующие обстоятельства. В виде правоохранительных органов и так далее.

То есть было полностью ясно, которой из многочисленных «ветвей власти» он оказался по гроб жизни обязан.

Не первой, не второй и не третьей. И не четвёртой, которая пресса.

Ему протянул руку человек из преступного мира. Иван никогда с этим миром не соприкасался, преступники были в его воображении угрюмыми и сугубо недоразвитыми выходцами со страниц зачитанных детективов. Пётр Фёдорович так же не вписывался в этот образ, как и академик Лихачёв, которого Сорокин внешне напоминал. Его помощники-ёжики выглядели, разумеется, попроще, но тоже люди как люди… ничего патологического, хоть тресни. Вот так. Ваня вспоминал жену, оформившую развод буквально со скоростью звука. Папеньку, обнаружившего в Израиле родственников… Ване было восемь лет, когда папа срочно стал из Бориса Борухом и свалил. Жена и сын «неевреи» почему-то оказались ему не нужны. Пока Ваня служил в армии, умерла мать. Кроме неё, он, кажется, и не был никогда никому нужен. Ни жене, которую, влюблённый дурак, прописал из общаги к себе в материну квартиру. Ни приятелям, которые один за другим перестали его навещать. Ни государству, отпихнувшему его на обочину жизни…

Если бы несколько лет назад Ваню спросили, стал бы он работать на преступную группировку, он только рассмеялся бы. Может, ещё пальцем бы у виска покрутил. А теперь… Ну, арестуют. Ну, посадят в тюрьму, дальше что?.. Будет там хуже, чем было ему до сих пор?..

В общем, когда у калитки остановилась знакомая «девятка» цвета мокрый асфальт, Иван был вполне готов к разговору…

«Однако и убогая же, Аналитик, фантазия у некоторых наших общих знакомых…»

«Вы мне не поверили?..»

«Ну вот, и этот туда же. Почему не поверил? Я про заказчика вашего, Аналитик. Чуть что – сразу пулю в лоб ближнему. Грех это, между прочим. Жестокая вы там всё-таки публика…»

Запах серы

Жуков помнил: когда-то здесь стоял шедевр передовой технической мысли – отечественная «Электроника 60». Кроме шуток – действительно неплохая машина, вот только сделанная не руками. Она была оснащена армянскими дисководами, снимавшими с восьмидюймовых дисков аккуратную стружку, и принтером производства Чехословакии, не вылезавшим из бесконечных поломок, а венчал сооружение венгерский дисплей, способный, о чудо из чудес, выдавать не только заглавные, но и строчные буквы. Всё вместе гордо именовалось «диалоговым вычислительным комплексом». Лаборатория наладки располагалась на самой верхотуре одного из цехов, непосредственно под металлической крышей. Соответственно, зимой у сотрудников зуб на зуб не попадал (даже в те баснословные времена, когда нормально работало отопление), а летом в лаборатории можно было открывать филиал крематория. Валерию Александровичу однажды довелось провести здесь, за этим самым вычислительным комплексом, целый июль, притом исключительно жаркий. Длинный цеховой корпус был ориентирован по оси север-юг. Часам к двум дня солнце окончательно выползало из-за торца здания и принималось печь стену. Тогда дисплей перегревался, курсор на нём пропадал неизвестно куда, а вместо букв возникали символы, техническим паспортом решительно не предусмотренные. Возможно, это пытались выйти на контакт инопланетяне, но Валерий Александрович их стараний так и не оценил – он, ругаясь, просто выключал агрегат. Наверное, зря. Нобелевская премия пришлась бы ему кстати.

Теперь на знакомом лабораторном столе стоял неплохой персональный компьютер – ха-ха, далеко не такой, как у Жукова дома, но всё же из приличных. И, что характерно, к инопланетным сигналам полностью нечувствительный.

Компьютеру этому предстояло стать «сердцем» регулятора, который разрабатывала лаборатория Евгения Германовича Рудакова. На Ленинградском турбинном всё-таки не послушались американцев, советовавших заводу перейти на изготовление контейнеров – больше проку, мол, будет. За десять лет, минувших со времени исторического визита. Турбинный порядком сморщился и усох, но выпускал по-прежнему свою основную продукцию. И даже продавал её в страны третьего мира. А теперь вот надумали сделать технологический рывок и попытаться пробиться на внешний рынок ещё и с регуляторами. Но для того чтобы растолкать локтями гигантов вроде «Асеа» или «Вудворд», требовалось нечто сугубо современное. Сиречь цифровое. С компьютером и программой внутри…

Вот именно – с программой. Самое главное – с программой!.. На растленном Западе давно уже расставили правильные приоритеты, поняв ценность (в том числе денежную) толкового программного обеспечения. Но нам заграница, понятно, не указ. У нас (по крайней мере, на Турбинном) главное – «железо»… Жуков нервно прохаживался по лаборатории, ощупывая в кармане дискеты и наблюдая, как Витя с Мишей, подающие большие надежды сотрудники Рудакова, лихорадочно подсоединяют к машине целую «корзину» всяческих датчиков для связи с объектом. Без этих датчиков запускать в компьютер управляющую программу было так же бессмысленно, как сажать слепоглухонемого за руль.

133